ишь, не сразу, а через две недели, да еще в страшных муках. Рецептик бы добыть.
— Через неделю в страшных муках! Я не выдержу, я умру сейчас!
— Ну-ну, бросьте так переживать. Кто-то кого-то отравил, обычное дело. Далась вам его госпожа.
— Заткнитесь, старый дурак! Его хозяйка — это я!
— Кто я? — граф непонимающе уставился на даму. — Что вы имеете в виду?
— О, прощайте, моя госпожа Строфокамилла! Я сам распоряжусь вашими похоронами! Прекрасные розы усыпят вашу могилу! А потом, я клянусь, что не успокоюсь, пока не отомщу подлому отравителю! Я клянусь… — Вербициус перевернулся на живот и потихоньку пополз к двери. Дверь, скрипнув, пропустила его. Раздался грохот, словно в подвал высыпали мешок лука: сразу за порогом начиналась лестница.
Строфокамилла, пережив шок, вернула себе самообладание, свойственное в минуту личной опасности чересчур эгоистичным особам и, вскочив, принялась собирать разбросанные вещи. Граф изумленно таращился на штаны, лежавшие на том месте, откуда только что исчез Вербициус. Чему он удивлялся больше: услышанному от Строфокамиллы, исчезновению мажордома или возвращению штанов? Кто его знает. Вероятно всему сразу.
— Да что же вы сидите с голым задом?! У меня всего одна неделя! Торопитесь! Вперед! Хватайте штаны и в погоню за Рупертом! Вперед, мой граф!
46
16 июня, 10 часов вечера
По узкой улочке вечерней Вены, мимо старого здания сыромятни, насквозь пропахшего дубильной кислотой и овечьими шкурами, торопливо шел человек лет сорока. Вряд ли кто узнал бы в этом невзрачном прохожем, одетом в просторное платье обычного горожанина, графа Фридемана Зуухеля фон Цубербилера, приближенного Его Императорского Величества. И не просто приближенного — главу личной охраны Арнульфа VIII, фигуру при дворе грозную и значительную. Генерала, коему Император лично подарил две фарфоровые тарелки и атласную ленту через плечо. Правда, последнюю за подвиг вполне мирный и, скорее, дипломатический.
Неуклюже оглянувшись по сторонам, фон Цубербилер свернул к большому каменному дому и негромко постучал. Входные двери тут же отворились, и молчаливый одноглазый слуга, сильно смахивающий на сарацина, провел генерала в богато обставленную комнату.
Посередине залы стоял длинный широкий стол в виде буквы Т с разложенными свитками, полупустой чернильницей и подставкой с хорошо заточенными гусиными перьями. Рядом с чернильницей возвышался огромный тяжеловесный том в прочном переплете из двух досок, обтянутых кожей. «Не удивлюсь, если человечья», — невольно поежившись, подумал фон Цубербилер.
Тем временем одноглазый слуга, так и не сказав ни слова, удалился за хозяином — опальным бароном Адольфом Треплицем, бывшим начальником Имперской секретной службы. В ожидании хозяина генерал открыл книгу и с удивлением обнаружил, что это не религиозный или военный трактат, а аккуратно переписанная повесть некоего Кретьена де Труа «Perceval, ou Le Conte du Graal».
Сам фон Цубербилер повести, естественно, не читал, но о ней частенько упоминала Эделия (тут сердце генерала предательски екнуло), ставя главного героя — славного рыцаря Персиваля — ему в пример. Закрыв книгу, Фридеман посмотрел на гигантский гобелен, вытканный с изображением сцен крестового похода, и тут в комнату вошел хозяин. Вслед за ним тот же молчаливый слуга бесшумно внес поднос с кувшином вина и лакомствами: финиками, инжиром, миндалем и сахаром. Чем вызвал презрительный взгляд фон Цубербилера — он так и не привык к этим заморским сарацинским сладостям. И, несмотря на недавний плотный обед, предпочел бы закусить доброе вино добрым куском мяса.
47
16 июня, 10 часов вечера
— Что означает ваше приглашение, барон? — обратился он к фон Треплицу, едва исчез слуга, — императору может весьма не понравиться, узнай он о нашей встрече. И, кроме того, теперь у меня будет, что от него скрывать.
— Раньше не было? — довольно грубо спросил Треплиц.
— Что вы имеете ввиду? — холодно осведомился генерал.
Неожиданно голос опального барона стал сочувственным и почти нежным:
— Любовь… Такое сладкое чувство, граф, — Треплиц сделал паузу и скушал большую ложку сахара, — но с горьким привкусом ревности, в отличие от этого забавного лакомства. Каково видеть женщину, желание обладать которой сильнее долга и доводов рассудка, в объятиях другого мужчины? — на этот раз пауза была длинною в две ложки, — даже, если этот мужчина император…
Фридеман помедлил с ответом, неторопливо отпил из кружки и посмотрел на собеседника с вызовом:
— Желание ненаказуемо, Треплиц, — сквозь зубы произнес он, — даже если допустить, что оно есть.
— Возможно, — миролюбиво согласился барон, отведал инжира и, как бы невзначай, спросил, — граф, вы случайно не помните, что за болезнь приключилась с императором за неделю до Духова дня? Говорят, проспал почти двое суток…
Граф не ответил.
«Откуда, дьявол его побери?!! — подумал он, лихорадочно допивая вино, — Та ночь… Три тысячи чертей!!! Божественная ночь… Но, каким образом?!! Ведь они были вдвоем. Только он и Эделия… Единственный раз, когда она ему не отказала…»
Он поднял глаза на собеседника и, совладав с дрожью в голосе, спросил:
— Что вам от меня нужно? Если это заговор против императора…
— Помилуйте! — усмехнулся в седые усы Треплиц, — скорее наоборот. Разоблачение его тайных врагов. Несмотря на опалу, я по-прежнему верен трону. И человеку, который сейчас на нем. Но вот дурные люди вокруг трона… Вы ведь знаете Гюнтера?
— Да, — кратко ответил генерал, понимая, что попал меж двух жерновов.
— Он затеял некую интригу… — барон снова сделал паузу и, осторожно выбирая слова, продолжил, — осуществление ее приведет к весьма плачевным и нежелательным последствиям. Как для Империи и Императора, так и для нас с вами.
«Нас с вами», — про себя усмехнулся фон Цубербилер и, не надеясь на прямой ответ, все же спросил:
— Что за интрига?
— Мой милый граф, — снова улыбнулся барон, пододвигая к нему поднос со сладостями, — все же попробуйте этот белый порошок. Уверяю вас, это очень вкусно. Вы ведь понимаете, что все я вам не расскажу. Так что придется в чем-то поверить на слово. В центре данной интриги стоит небезызвестный вам Руперт фон Мюнстер…
— Фон Мюнстер? — удивился генерал, — этот идиот со своей безумной идеей женского крестового похода?
— Он далеко не идиот, — вздохнул Треплиц, — к сожалению. Сейчас он едет в Рим с секретным поручением Гюнтера и важно… очень важно!.. чтобы он его не выполнил. Вы меня понимаете?
Генерал задумался, взял ложку с выдавленной на ней монограммой и демонстративно попробовал сахар. После чего брезгливо скривился и запил большим глотком вина.
— А почему я? — поинтересовался он, — отправили бы парочку безродных бандитов. Под видом грабителей. И нет вопросов. У вас найдется парочка бандитов?
— У меня их было четверо, — нехотя признался барон, — судя по всему, каждому он
